[real pg]

Десять лет назад его закопали в промерзлую сибирскую землю. Все, что осталось после него - старый фибровый чемоданчик с тетрадями, сделанные в начале 90-х домашние записи горно алтайского исполнителя Харви Хмеля, поющего его стихи, да страничка на одном омском сайте...
Макс... Макс Лион...Черный махаон, ночная бабочка печали...



АВТОБИОГРАФИЯ

МАКС ЛИОН /основной творческий псевдоним/
Ермакович Максим Леонидович /автоним/
Он же: Ксимам Чевакамбри, Андрей Зелёный-Дудкин, Иван Баллантайн, Сима Королёва, Рита Бест, Сальтр, Чёрный Махаон, Максимин Лео, Маша Ли, Ночь, Мария и Хуана, Король Бурбона, Султан Солутан, Принц Луна, Шаганэ Житан, Пост Русский Транс Миссия, Сатирий, Омела, Моряк, Бродяга, Отличный Парень, Извращенец, Сексуальный Идол, Рио-Рита, Маг, Чародейка, Повелитель Астрального Мифа, Тихий Шизик, Исследователь "Чего Бог Послал", Мистер Опиум, Мистер Чёрные Перчатки, Капитан Рваная Борода, "Жаждущий Напитков И Его Геометрия", Большое Психологическое Голодание, Несчастный Мальчик и Алжирский Персик, Джек Непогода, Паук, Большой Змей.
Родился в 1968г.
Крестился /когда был пьян/
Умер /первый раз в 1992г., 27.05./
Список составлен на октябрь 1994г.
Умер /в последний раз/ в 2000г.

Не угнаться за бродячим псом с горячим вирусом в крови…
Я так желал твоей любви, катясь по полю колесом.
В твои поверив чудеса, уйдя в священные леса,
Я заперт был, был отворен, и посох мой был окровавлен.
Едва споткнувшийся о корни, я был уже почти покорен,
Когда огни твоих костров в меня вселили это слово.
На пустыре оставив голом, проникнул в сердце мое холод.
Я вновь бреду в порочный город
Искать тепла, бежать от пепла,
но смерти тайная игла напоминает мне о главном…
Не остается ничего, как свое тело обезглавить
и гнезда рыть в утробах зданий, в руках сжигая черный магний.
И сам я черный махаон…
Кончаю. Точка. Макс Лион.
Ночная бабочка печали.

Психотворения из сборника "ИМПЕРИЯ ПЕРА". Омск, 1992г.

ВНЕ ВРЕМЕНИ
По заснеженной белой плоскости
в прах распечатанной зимы,
наши движения легки и мнимы,
словно не мы, а наши тени
скользят вне времени...
Обледенели сны, предшествующие мыслям,
облядели чувства растраченной любви
и только если это поэзия,
то значит до скончания века,
в шкуре абсолютного человека,
вскочив на спину взмыленной роскоши,
попробуй потом докажи,
что твоё стремление это пьяное препровождение
тусклого времени специфическим образом.
Отойдите прочь, если для вас ночь.
Это только тьма, а не вековая карма.
Усните, и время будет за вашей спиной
умывать свои грязные руки.



ТРАНСФОРМАЦИЯ.

Положи меня на дно реки,
предварительно закрыв веки,
и я уплыву навеки
от мстительной сухости
неосуществлённой любви...
Это только моя прихоть,
это только моя похоть,
невозвращённым чучелом
вызывать свои чёрные образы
в головах элитарного общества,
и, может, только, когда пресытится
эта мистика собственной личности,
и я вернусь на колени реальности,
где по-прежнему ползают прочие,
им сознаюсь в порочном пророчестве,
и в вине обрету свою суть.

СКОРО ЗИМА

Токсична манна небесная,
впереди шабаш белых мух,
я напрягаю слух и случайная случка сочности
похожа в точности на похмельные почести
Во имя мнимого имени
шамана забытого племени...
Голосом голосистым глушится
волосатая пластмасса мембраны
Снег серебристый ложится
на обшлага кровоточащей раны.
Они потеряны,
сбившись со следа оленя,
потеряв путеводную флейту,
утратив пейотную песню.
Мужество их сил в солёных снегах Сибири,
где кровавые снегири короли лирики,
светом Луны обуглены, они потеряны,
мертвы глубины, скоро зима...


* * *

В поступи краткозвучной,
словно шорох измученный,
перетирания песка, а нет
потирание стозубой пираньи
иглами снов, набухнувших
над безднами звёзд...
Прогулка по краю Луны,
мы ленивы и двойственны.
Зовём себя детьми,
детьми набухнувшей Вены.
Мгла мила, игла могила.
Нет, нет, нет, нет...
Только не этот амулет
коснётся заснеженной груди.
Всё впереди...
Аляповато сляпана слякоть,
словно вывернутая наизнанку плоть
души, оторванной от Бога



ПОД СУГГЕСТИЕЙ БЕЛЫХ ЕПИСКОПОВ.

Под суггестией белых епископов
в джунглях Джакондовой жалости,
Демиург не простит и малости
зря потраченной порчи.
И руками вцепившись в помочи,
приблизительно ближе к полночи
ты умрёшь без надежды и помощи,
не взыщи...
Карнавальная карма компании
унаследует чёрную тряпочку
и губами, добившими "пяточку",
поведёт по зеркальной воде.
И в словах постовых поколений
поколеблется прежний покой,
покорёжится прежняя пряжа,
а лукавый съязвит непрошено,
что на карту давно уж всё брошено,
да промолвит почти огорошено: Отче наш...
Брезгливая брызгалка времени
обретёт форму синего вымени,
Окаянные дни неприкаянны,
в них удары судьбы упакованы,
запечатаны и отправлены...
Лишь в постскриптуме: мы не поправлены!

Психотворения из сборника "Пост Русская ТрансМиссия"

* * *
Доноры Северного Неба,
акцепторы Чёрной Дыры.
Отдающие и принимающие поэзию грусти,
Мучительно понимающие специфику духовной пищи.
Вдохновение вечно ищущие,
в чёрных концепциях самоуничижения.
Без раздражения идущих на сближение.
Хмурый город, истомой наружу.
Наружная мазь оцинкованных улиц
у прохожих на лицах.
Впереди ночь длинных ножей...
93г.




* * *
В отсутствии липком твоём
навязчивый ужас,
ужас животный, бескрайний и чёртов.
Сифилис чёрный.
Я знаю, я вижу твою подноготную гать,
страдать, так страдать,
вибрировать смертью,
уютною формой сковавшую разум.
Единственным этим бунтующим кайфом.
Тень улиц аморфна,
в дыхании кадмий,
ногам непослушен асфальт.
В кирпичных подмышках упревшее сердце,
его недостаточность в лопнувших струнах боллических фобий.
В утробе работает язва.
Язык её едок.
И в ямы пивные сливаются сливки
бродящих в отсутствии липком твоём.
Печалятся скрипки.
на их музыкантах чужие пальто.
Истеричное сальто,
и ты покидаешь сутулые стены.
Дома холодны и брезгливы.
В несчастную церковь попав, обезумев, над пляской
свечей чьих-то душ и стеснений.
Здесь плаха прощений и ветер осенний,
босой и крещённый.
Бежать или падать? Хлестать или гладить?
Погибнуть иль медлить? Бесформенной тенью исчезнуть.

По наледи белой заброшенных парков,
крапить пустотой, депрессивной природы,
мёртвого города…города-гада.
Голые мысли, ослепительно голые мысли.
Но в мыслях нет солнца, нет жизни.
Зияют туннели,
гремя потрохами, в унынии стонут столбы,
Бетонные глыбы.
Ночь мчится в меня с нарастающей мощью,
щемящую душу снести обещая,
пророча отчаянье, снова и снова...

Провидец провинций, во рту кусок мыла,
Гудрон на ресницах, снегирь в лапах крысы,
Сокрытый в саркоме Сократ...

В отсутствии липком, в отсутствии нервном твоём
на Луну воем…

Всё, к чёрту, уедем...
93г.



Психотворения из сборника "И НЕВА С ЕЁ ЖЕНСКИМ НАЧАЛОМ..."
Санкт-Петербург, 1994г.

* * *

По нашей улице ползут трамваи
Четвёртый день их скрип мне слышен
В плену у русского Парижа
Я избегаю мёртвых хижин
Ещё теряю что-то свыше
Когда вхожу в чужие ниши
И упираюсь в затхлость ночи
Чтоб стать навеки непорочным
Неомрачённым одиночеством
По нашей улице ползут трамваи
Их скрип так нежно лижет душу
И снег сверкающий на крышах
Уж не тобою ль был разбужен
По нашей улице ползут трамваи
В мощённый кровью гиблый город
И над собором кружит ворон
Проклявший замкнутость приморья
Откуда грусти пьяной трепет?
До нас доносит чёрный ветер
В аудиториях барокко
Танцуешь танцы смерти робко
Смотреть на вечности пороки
Тебе и больно и неловко
Тонуть с утра в одном из баров
Едва отвыкнув от просторов

* * *
Вспомнишь ли город покинутый
Вспомнишь ли город заброшенный
Покрытый еловой тиной
Выпитый и отторженный

Сладкий мой крематорий

* * *

Ну вот и прибыло
В полку былого слова
Отпеть по матери и кануть в небытие
Нас всех когда-то не было
В глубокой боли как в пуху играло время
Веретено Невы наматывая вспять
Я тщетно пробую себя распять
Под куполом Васильевского неба


* * *
Кочуем в море без суда и следствия
Меряем пропасть в ладонях сжатых
Смерть ещё одного поэта
По этапам в кирзовых лаптях
И в санях умертвлённый евнух
И в саваннах отравленный Моцарт
Допивают мазутный бренди
Углубляясь во тьму полуострова
Что нам боль пустота да небо
В белом омуте дохнут птицы
Я до дна б его белое выпил...




Золотой шаман

А АВГУСТ НЫНЧЕ ПЬЯН ДОЖДЁМ
НАБЬЁМ ЛИСТВОЮ ЗАПЛЕЧНЫЙ МЕШОК
НИКОГО МЫ С ТОБОЮ НЕ ЖДЁМ
И НИКТО - НАС С ТОБОЙ, ДРУЖОК

ЗНАКОМОЕ КАФЕ - ПУСТО
И ГРОЗОЮ БРЕДИТ ВОСТОК
НЫНЧЕ В ГОРОДЕ ЖГУТ КОСТРЫ
НЫНЧЕ СЕРДЦЕ МОЁ - МОНАСТЫРЬ

У ВОДЫ, ГДЕ ТОЛПА, ГДЕ ФОНТАН
ТИХО БРОДЯТ С ШАМАНОМ ШАМАН
ВДОЛЬ РЕКИ, ГДЕ СВЕРКАЮТ ОГНИ
ДОЛГО, ДОЛГО ИДТИ ОДНИМ

ЭХ, ДРУЖИЩЕ, КОЛЬ СЕРДЦЕ ТВОЁ ГОРЯЧО
ТО ВОТ-КА ТЕБЕ И МОЁ ПЛЕЧО
ЭХ, ДА ВСЁ НАМ С ТОБОЙ НИПОЧЁМ
ПОКА ГОРИТ СВЕЧА '
ПОКА ГОРИТ СВЕЧА

ОТЦВЁЛ ДУРНИНОЙ ВЕРЕСК ДА МОЛОЧАЙ
КОЛЬ УМРУ, ОЙ ДА ТЫ ПО МНЕ НЕ СКУЧАЙ
ОХ, ДА ТЫ ПО МНЕ НЕ ГОРЮЙ
ОТПОЁТ МЕНЯ ЗОЛОТОЙ ИЮЛЬ
ЗОЛОТОЙ ИЮЛЬ
ЗОЛОТОЙ ИЮЛЬ

Время - улетать

ЕСЛИ НЕКОМУ ПЕТЬ
ЕСЛИ НЕЧЕГО ПИТЬ
БУДУ СЛУШАТЬ ДОЖДЬ
В ТЕСНОТЕ ДВОРОВ

УПАДУ НА ДНО
БУДУ ТАМ ЛЕЖАТЬ
БУДЕТ ДОЖДИК ЛИТЬ
ОКНА ДРЕБЕЗЖАТЬ

ОСТРОВ В ОБЛАКАХ -
ТАМ ТВОЯ ДУША
ВЫВЕДУ СЛОВА
КРОВЬЮ КАМЫША

НЕ СПРОСЯСЬ ПРИШЛА -
ПРИНЕСЛА СВЕЧУ
ДО УТРА ТКАЛА
ЧЁРНУЮ ПАРЧУ

ПЛАКАЛА В КУЛАК -
СОБИРАЛА В ГОРСТЬ
КТО ЖЕ ТЫ ТАКОЙ
МОЙ ПЕЧАЛЬНЫЙ ГОСТЬ

ПЕЛА НИ О ЧЁМ
ЦЕЛОВАЛА В ЛОБ
ОЧЕНЬ ГОРЯЧО
ЧТОБЫ НИПОЧЁМ

В ГОЛУБОЙ ТРАВЕ
АНГЕЛЫ И СНЫ
МОКРЫЕ ГЛАЗА
ГЛЯНЦЕВОЙ ВЕСНЫ

НА СТЕКЛЕ СЛЕДЫ -
САХАР ТВОИХ ГУБ
Я СТЕКЛЯННЫЙ ПЁС
Я СТЕКЛЯННЫЙ ТРУП

ПОД СТЕКЛОМ СВОИМ
ПЛАЧУ И МОЛЧУ
Я ГОЛОДНЫЙ ПЁС
Я ТЕБЯ ХОЧУ

ВДРЕБЕЗГИ ХРУСТАЛЬ -
ДУШУ НЕ ПОРЕЖЬ
О, ЧУЖАЯ ДОЧЬ
СОНМ МОИХ НАДЕЖД

НЕБО КАК ВИНО
ПТИЦЫ ПЬЮТ И ПЬЮТ
РАЙСКОЕ ГНЕЗДО
ИЗ НАДЕЖДЫ ВЬЮТ

В КУЗНЕ ПАЛАЧИ
НА ЛЮБОВЬ ПЛЮЮТ
ЧЁРНЫЙ САРКОФАГ
ДЛЯ МЕНЯ КУЮТ

СОРВАНЫ В ПЕЧИ
ТЁПЛЫЕ ЦВЕТЫ
КУТАЮСЬ В ПЕСОК
СИНЕЙ ПУСТОТЫ

БОЖЬЯ БЛАГОДАТЬ -
ПЕТЛИ ДА КРЕСТЫ
ПОДЖИГАЙ МОСТЫ
ВРЕМЯ УЛЕТАТЬ

В Р Е М Я У Л Е Т А Т Ь Р А С Т А Я Т Ь
Остров Сальтр

Если чёрт прокрадётся к Граалю
А пророк перейдёт мне дорогу
Я уеду на остров Сальтра
К одному, моему Богу

Что за суд, если судят люди
На Суде ты один, с Богом
Гордо реешь в открытом небе
Над своим уникальным отрогом

Осуждён и заточен в чувства
Запах слёз. Вкус укуса крысы
А где люди, там вечно грустно
И как сифилис вянут нарциссы

Отыгравши на шумном вокзале
Ты с мольбой обращаешься к Сальтру
Чтоб он спас субкультуру Сатурна
Вымирающую в опале

И запахнет палёным потом
В суете гарь похожа на горе
Только Сальтр останется дзотом
Белым островом в чёрном море

Вдруг заплачут над моргом души
И пойдёт перезвон их капель
И заткнут все от боли уши
И уронит анатом скальпель



Тартарары

ТАНЦУЙ, ТАНЦУЙ НА РАСКАЛЁННОЙ СКОВОРОДЕ
В ЧЁРТОВОМ ОМУТЕ СТУЧАТ КАБЛУКИ И КАСТАНЬЕТЫ
КРУТИСЬ, КРУТИСЬ В ОГНЕННОМ СМЕРЧЕ ПЕПЛА
СЫН СУКИ И САТАНЫ ТВОИ КРЫЛЬЯ ДОЛЖНЫ
ПАХНУТЬ СМЕРТЬЮ


ТЫСЯЧА СВЕЧЕЙ ДЛЯ БЕЗУМНОЙ ИГРЫ
ПАДАЙ, ПАДАЙ В ТАРТАРАРЫ
ТЫСЯЧА ВЕТРОВ С РАЗНЫХ СТОРОН
ПАДАЙ, ВЕДЬ РУШИТСЯ ВАВИЛОН !..


ОПАЛЬНАЯ СВОБОДА ВСЕХ ВРЕМЁН И ВЕКОВ
ГРЕМИ, ГРЕМИ БРАСЛЕТАМИ НОВЫХ ОКОВ
ПЬЯНЫЕ ПАЛОМНИКИ РАСТОПЧУТ ПРАХ
ТАНЦУЙ ДЛЯ НИХ НА ЭЛЕКТРОПРОВОДАХ


ПОДЛЕЙ МНЕ МАСЛА В НИКЧЕМНЫЙ ПОЖАР
ВОНЗИ В МОЁ СЕРДЦЕ КРИВОЙ КИНЖАЛ
НА РУКАХ ТОЛПЫ КРОВЬ ИИСУСА ХРИСТА
ТАНЦУЙ, ТАНЦУЙ, ОДИН ИЗ СТА ..!


В ПОДНЕВОЛЬНОМ НЕБЕ ЗОЛОТЫЕ ШАТРЫ
В ЧЁРНОМ ГОРОДЕ ЦАРИТ ПРОКЛЯТЬЕ СМЕРТИ
ВЕЙ ЖЕ СВОЙ ПЕПЕЛ В ОДИНОКИХ ПОЛЯХ
ТАНЦУЙ, ТАНЦУЙ, НА РАСКАЛЁННЫХ УГЛЯХ



ИДИ СВОЕЙ ДОРОГОЙ…

Концерт консервных банок
Концерн церковных клиник
Сверни в глухой проулок
Где прячется подонок…

Я знаю, будет город
Я знаю, будет град
Сверни в глухой проулок
И здесь получишь drug
Закутайся в железо,
закутайся в кирпич
Здесь тёплые законы,
здесь верховодит линч

Иди своей дорогой,
блуждающей тропой
Здесь некого бояться,
здесь каждый в доску свой

Отдай пропавшим гроши
Горшее будет каша
Иди своей дорогой
И не касайся нашей…

В проталинах безумства
кожаный кулак
Из всех знакомых лакомств
ты выбираешь drug
Из всех безумных лакомств
ты выбираешь drug
Иди своей дорогой,
помешанный дурак




ГИПОФИЗ СТРАСТИ

ЗАВЯЛ В СТАКАНЕ ЦВЕТОК АДАМА
СОГНУВ КОЛЕНИ ОНА ЛЕЖАЛА
СТРЕЛЯЯ В ТЕНИ ОН МИМО ЕХАЛ
ХРАНЯ В КАРМАНЕ ТАБЛЕТКИ С ЯДОМ

ОНА ЛЮБИЛА ЕГО БУМАЖНИК
ОН НЕНАВИДЕЛ ЕЕ ЗА ЭТО
ХУДОЖНИК ПЛАКАЛ ТВОРЯ ШЕДЕВРЫ
МАЛЮЯ МОРЕ МЕЧТАЛ О СУШЕ

ГЛОТОК НАПИТКА СКРИПЯТ ПРУЖИНЫ
К СТЕНЕ ПРИПАЛИ ЧУЖИЕ УШИ
ТРЕЩАЛА ПЛЕНКА НАРОД ГЛАГОЛИЛ
БОЛЬШОЕ ДЕЛО ИМ КТО-ТО ДЕЛАЛ

А ШИЗОФРЕНИК СЛЕДИЛ ЗА НЕБОМ
ЧТОБ НЕПРЕСТАННО РОЖДАЛИСЬ ДЕТИ
ЖИВОЕ ТЕЛО КУСАЛИ ПАСТИ
А В НЕБЕ ПЛАВАЛ ГИПОФИЗ СТРАСТИ



Психотика

...Отныне, породнившись с червями и ангелами, ты предаешься медленному саморастворению.
…И пусть бесполезный календарь шелестит листвой над останками лекарств у твоей постели.
...И умирать так было приятно и страшно, наглотавшись корений пейота и всяческих снадобий.
В мензурке моей осталось несколько капель опия. Смерть испустила звук, схожий с воплем койота; и я растворился, должно быть, в туманной мазурке утра…
Не помню…
А ночью колол я в вену горячий закат, а утром колол я в вену холодный рассвет,
в комнате голой сидел я у телевизора и изучал и рассматривал вены свои измученные.
И проснувшись внезапно, истерзанный снами кошмарными:
– О, любовь, всегда ты была со мной рядом!
Болезненно-бледная, блядно-грустная, выкидыш свой колыбеля и улюлюкая,
с ума сходила, кутаясь в корчи свои невыносимые.
Как не влюбиться в тебя мне безумную было?! Мне было больно.
Но в окно я смотрел отрешенно, чтоб не попасться в сети сентиментальности.
Там, за окном голубовато-мглистым в сумерках город пьяный мучался, пердел и повизгивал мышиной возней.
Крыс жалеть я умею. Первое правило божие, первая заповедь.
Воистину ж мэр наш, святой и честненький, фонтаны построил и новую мэрию, и есть теперь на что поглазеть, предсмертно подергиваясь, в сумерках здешних.
Жалко вот только пальто мое износилось. Изнасиловалось, поистерлось. И нечем прикрыть мне теперь свою голую задницу.
И разве же мог я оставить тебя умирать одного, в больничной утке, мой милый крысенок?..
…Гуляли мы как-то с барышней, в одном из садов уютно-чистеньких. Споил я ей литр коньяку. Поразительно! Как мог ее маленький ротик так жадно присасываться, пиявке подобно разорванной к моим прыщеватым губам, таким нежным…
Стихи я ей читал. Стихи читал своей возлюбленной.
Стихи, что тупыми ночами ножом вырезал в своем сердце!
…Но как-то внезапно она умерла…
И все кончилось…
Долго ходил я бинтами кровавыми пропитый.
Но, собрав свою волю, в кулак забинтованный, снова встал я на ноги свои подкошенные.
Смерть запоздалая, вишня моя полусгнившая, бестелесная пипка твоя так чувствительна!
В гареме космическом блядство не принято, на женщин там мочатся и испражняются.
Всюду зло – так двулико и хитростно.
Мне ль, старику молодому, тягаться с ним в храбрости.
Мне бы кувшинчик вина золотистого, да пару шлюшек с упругими титьками!
Место свое в бреду я знаю. Там оно, за кручами гор высоченных, за Алыми Скалами.
Опиум – вот смысл моей незатейливой эквилибристики.





Осень придет и засыплет листвою
Жизнь, что казалась безмерно пустою
Черные глаза вороньей стаи
Черные глаза вороненой стали
Потухнут, погаснут, в тумане растают…
Смерть ты свою найдешь на рассвете
В самых красивых цветах на свете
Самую лучшую смерть на свете