[tamplier]

Infernal Guitars - Инфернальные гитары

Их не заметишь сразу, блистающих неземной красотой, с резкими угловатыми формами летящих молний, метающихся по ночному небосклону. Затерянные среди прочих воздвигнутых на специальных гитарных стойках ОБЫКНОВЕННЫХ собратьев, они все же привлекают к себе внимание обычного покупателя, вызывая у него в душе вопиющий ужас, страх неверующего христианина, уверовавшего в Бога при одном взгляде на эти адские шестиструнные создания. В чем же заключается их необыкновенность, трудно сказать, однако легко увидеть... что рычаг машины, который опускает и подимает струны, странным образом напоминает собою какую-то часть небесного механизма, отделяющего свет от тьмы, золото алхимиков от первичных элементов, он словно нагнетает мехами воздух, поступающий в серебрянные трубы церковного органа, чтобы невидимый свет иных миров прошел по тайным проходам внутреннего уха, преобразуясь в музыку из необузданного рокота вздымающейся бездны... что готическая архитектура двух дек на теле гитары является отражением времени шпилей храмов, сумрачных нефов, подземных алтарей Нотр-Дама, сводов и витражей старых монастырей, говорящих на немом языке средневековых аллегорий.
Далеко не всякий, кто зайдет в гитарный магазин, способен разглядеть в НИХ всю подноготную, вложенную ИХ мастерами в древесное тело, срубленное в определенный день, в определенном месте, пропитанное особыми лаками и мазями, тайна которых уходит корнями в глубину веков.
Они - порождения тьмы, дети ада, зашедшиеся в немом плаче еще не родившихся младенцев, стоят на витрине и с трепетом ожидают того дня, когда на них взглянет ИХ настоящий истинный хозяин.
Сила электрических разрядов дала возможности поистине безграничные. Старые лютни, арфы и гитары, созданные Мастером-инферно, стали ничем по сравнению с мощными современными инструментами, использующими для звучания магнетические силы. Трудно даже представить себе, насколько это разширило границы воздействия музыки на окружающий мир и людей, живущих в этом мире. Музыка Сфер превратилась в подлинное искусство, способное не только разрушать - стены Йерихона вообще теперь считаются детской забавой - но и создавать новые миры, которые до этого существовали лишь в воображении Музыкантов-инферно.

Так началось Великое Освоение новых границ...

Из черных бездонных пропастей, укрытых пеленой вечного тумана, на закате луны, проливающей мертвенный серебрянный свет на вершины зубчатых хребтов, посреди бесконечного моря скалистых гор, вдруг поднимались к небу шпили высоких замков, и появлялись стены призрачных невидимых городов...

___________


К середине века установились основные традиции, школы и направления музыки сфер, что послужило толчком к созданию некоего тайного ордена "Черной Бессмертной Розы".
Суть ордена заключалась во всеобщем объединении сил Музыкантов-инферно на случай вторжения в мир людей посторонних объектов из ирреальных областей пространства и времени, ими же созданных.

Работа и соприкосновение с грубыми материями - ведь гитара-инферно является ни чем иным, как проводником и источником энергии, известной еще древним посвященным - в конечном счете повлияла на судьбы многих новоявленных Демиургов. Истории известны случаи, когда Музыканты-инферно заболевали каким-то смертельным вирусом и умирали
в течении двух месяцев, или просто исчезали, внезапно растворившись в воздухе. О последних говорят, что их души пополнили легионы тьмы.

_______________


"Не верь тому, кто тебе говорит, что звук приходит из ниоткуда и затем уходит в никуда.
То, что в конечном счете доходит до слушающего, это лишь отображение, слепок, пленка с негативом. Но изначально звук, вибрация, зарождается не здесь...Правильнее сказать, он берет свое начало в начале всех начал, где-то в далеких пространствах извечной пустоты. Ты, созидая эту пустоту, упадешь пред ней на колени, к ее царственным стопам, к золотому трону, с просьбой посвятить тебя в число создающих. И только тогда, с ее позволения, перед тобой откроется возможность побывать в неизведанных и опасных мирах, и перенести сюда их слепок: а когда холод пробежит по коже того, кто услышит и увидит все, о чем ты хотел сказать, ты поймешь, что твоя великая работа начинается. Тебя наградили частью пустоты и совершенным знанием о ней, для того чтобы ты начал ее заполнять, и это называется музыкой. Но музыка - не есть звук. Она - знание. Это эхо твоих осторожных шагов по незнакомым мрачным колоннадам Всеобъемлющей Пустоты, где за тобою неотступно будут следить чьи-то горящие во тьме глаза, и за твоей спиною ты будешь всегда слышать чье-то дыхание, наполненное смрадом и черной ненавистью.
И за это знание ты заплатишь Пустоте данью. И пока ты не решился на этот отчаянный шаг, у тебя есть время все обдумать. Не дай тебе Бог ошибиться в своем выборе, так как обратного пути у тебя уже не будет.
Видел ли ты когда-нибудь, как величественный и всеподавляющий звук, исполненный на церковном органе, льет свет через стекло витражей, как затем медленно уходит обратно вверх, чтобы раствориться под высокими сводами храма?

________________


"Чем дальше от Центра, тем грубее" ("Парадоксальные Эмблемы" Дионисия Фрейера)

Когда я наконец с превеликим трудом сумел отыскать потрясающий бас-инферно, обо мне там уже, видно, прознали (один знакомый гитарист, сумевший создать новый и ужасающий мир Enslavement, накурившись марихуаны до такой степени, что галлюцинации не покидали его сознание в течении двух месяцев, а лицо стало почти черным, говорил так- "тебя уже там со свечками ищут"), хотя сам я еще не знал и не догадывался, что выбрал инструмент, взаимосвязанный с самыми низкими мирами, которые неоднократно упоминаются в книге Сефирот, и о которых так блистательно поведал в своей Иероглифической Монаде великий маг и алхимик Джон Ди.
Нелегким и трудным было мое обучение. Мне пришлось полностью отрешиться от прежних заблуждений и обычных земных законов музыкальной гармонии. Теория обертонов и звуковых колебаний постепенно превращалась из простого физического явления, известного каждому студенту факультета точных наук, в необыкновенное и непостижимое проявление мистического мира посредством звука.
На первых порах моими учителями стали книги эзотерического и философского направления. Все, что я читал, глубоко проникаясь великими откровениями, я старался применить в музыке и искусстве игры на гитаре. Это было непросто понять, и уж тем более осознать в музыкальном плане. Меня больше всего интересовала природа звука, и его изначальный источник. Где-то невообразимо далеко, на краю Вселенной, находились в первозданном мраке и слабо источали фиолетовое сияние Обсидиановые Врата, которые часто снились мне во снах. К ним восходила бесконечная мраморная лестница, освещенная горящими светильниками с дрожащими языками адского пламени, по обеим сторонам которой возвышались статуи чудовищных и ужасающих злуфов, что извечно стоят там, отбрасывая свои длинные тени на каменные ступени.
Все происходившее со мною в этих снах напоминало зловещие рассказы Лафкрафта.
В них я никогда не решался взойти по ступеням тайной лестницы, а стоял в самом низу, созерцая ее неземную красоту. Широкие гладкие ступени из розово-красного с кровавыми прожилками мрамора,(которые напоминали окаменевшие вены) блестели под огнем мерцающих светильников, и как великое множество зеркал отражали их подрагивающее на ветру пламя. Каменные стражи лестницы неподвижно застыли наверху в источающих вечную злобу позах, и их пристальные взгляды, направленные в мою сторону, вызывали во мне какое-то ощущение, сравнимое с прикосновением чьей-то длинной холодной руки, протягивающей ко мне сквозь тьму времен свои костлявые пальцы.
Эти незабываемые сны навели меня на мысль о том, что мне совершенно необходимо найти и отыскать среди музыкантов тех, кто смог бы стать моими спутниками. Я понимал, что не справлюсь один. Восхождение по лестнице было исключительно опасным путешествием, но это был единственный путь, которым можно было проникнуть в мир музыки Сфер.

________________


"Мы все признаем, что Единое сокровенное существует, но никто не видел его"("Парадоксальные Эмблемы")


Четыре струны, как четыре стихии, отвечающих за все материи сущего, с которыми соприкасается рука мастера, обрушивающего в мир каскады низких и высоких звуков, что бьются в диссонансах, ибо консонанс есть завершение деяния, успокоение, и следовательно смерть...
Волнующие изгибы ее теплого тела, передают тепло и его рукам, пальцам, что изо дня в день все продолжают с божественным трепетом искать на ней ту единственную совершенную точку, которая постоянно смещается из одного центра в другой, рождая своим непредсказуемым передвижением и уходом новую Вселенную...
Она занимает все его мысли при свете дня, освещающего его силуэт, согнувшийся в ритуальном любовном акте над ее струнами, которые иногда звенят, как колокола, или горным камнепадом срываются в пропасть. А по ночам, когда его дыхание становится ровным и тихим, и он оказывается в оковах Морфея, Она ждет утра в мягком удобном саркофаге, и в ней еще продолжает звучать Его голос, рассказыващий людям о плачущей ундине, что потеряла своего утонувшего любимого; о тени кипарисов, сквозь которые Он(ее Мастер) все время мечтает пройти, и о многом другом, о чем он сам еще не знает...
Такова его жизнь, обреченная придавать форму волшебному невидимому миру, строить воздушные замки и возводить высокие лестницы, уходящие ступенями в небеса...

Когда-нибудь он встретит женщину, которая признается ему в любви, и спустя некоторый срок совместной жизни, всем сердцем возненавидит свою соперницу. Однажды, одной темной ночью она тихими шагами прокрадется к сокровенному саркофагу, извлечет Ее из тьмы, и, подняв высоко над головою, бросит о каменный пол...
И тогда в небесах блеснет змеею огненная молния, и один за другим начнут взрыватся миры и распадаться на атомы целые Вселенные...

...За окном во дворе рухнет на землю липа, вывороченная с корнем из земли, с проспекта донесется гулкий скрежет и удар троллебуса, который провалился в образовавшуюся в асфальте расщелину...

_____________


"Они объединены, но то, что их соединило, Невидимо"

Дорога к моему дому, если идти нижним городом, пролегает мимо кладбища тамплиеров, огороженного белой каменной стеной, с железными черными вратами, на которых даже имеется надпись "Tamplierfridhof". Возвращаясь из города, я не раз любовался растущей здесь сочной зеленой травой, красно-белыми розами, ухоженными могильными камнями и высоким, в три метра, крестом, воздвигнутом на широком восьмиугольном постаменте
(на котором запросто могли бы уместиться пять-шесть молодых людей, болтающих в воздухе ногами). Одно время я даже видел такого рода компанию, облюбовавшую этот старый крест, и собирающуюся здесь по вечерам.
"Сатанисты от металла" - подумал тогда я, будучи влюбленный в "хэви-металл", и зная в совершенстве музыкальную тематику и названия "тяжелых" групп, их показную философию, и проистекающую из нее любовь к подобным местам. Сейчас уже необязательно вспоминать и думать, кто были эти случайно забредшие на тихое кладбище люди, может быть с целью посидеть здесь, за неимением вблизи парка и скамейки, не суть важно. Дело в том, что спустя несколько месяцев, купив бутылку вина, мы сами уже сидели на "кресте", поочередно потягивая из горла терпкий красный "Мурфатлар".
Крест тянулся к черной бездонной пасти небес, и алмазная пыль далеких созвездий была здесь единственным истинным светилом.
Кроме нас присутствовало здесь особенное ощущение "между двумя мирами", то есть как-будто уже не в этом, но также еще и не в том. Лодочник Харон медленно плыл по реке, выполняя свою вечную работу.
Несмотря на близость дороги, и видимые с креста верхние половинки людей, проходящих за оградой, здесь царил покой и завораживающая тишина.

_________________

"И исчезнет свет дня, и трели птиц смолкнут, и там, где воцарится город тьмы, к осклабившимся от негодованиям небесам поднимутся стены призрачных башен"

- Ну хорошо. Вот ты говоришь о необходимости найти собственный звук. Твои руки коснулись струн, и внезапно ты ощутил непередаваемое ощущение торжества, и осознание чего-то очень важного посетило тебя в этот миг.
- Точно.И ты словно почувствовал будущую форму музыкального произведения, как художник, ясно увидевший внутри себя еще не написанную картину.
- Что-то вроде этого.
- Но был ли этот первый звук моим, вот вопрос?
- Это-то и трудно сказать. Музыкант может услышать далекое эхо, происходящее из иного мира, или шепот, который ему нашептывают на ухо. Я бы предпочел первое.
-Возможности гитары-инферно значительно больше, чем можно себе вообразить.
-Собственный звук, идущий от сердца, еще не является строительным материалом, так как слишком очеловечен и чрезмерно эмоционален. Он не идет дальше грусти или радости, страха, и т.п. Настоящий музыкант-инферно способен "выявить" источник звука, вступить во взаимодействие с базовыми энергиями Вселенной, собрать их в некий "резервуар", и затем отлить из них золото нового мира. На это потребуются годы, возможно целая жизнь, если ты конечно не получил это золото из рук в руки от Мастера.
- Это я о том, что в идеале, звук, которого нет, должен быть пропущен через сердце, а не создан последним.
- Если я тебя правильно понял, то сердце выполняет роль фильтра, в котором "тяжелая ртуть" алхимиков оседает на стенках, а "золото"( истинное) попадает в "резервуар". Так?

______________

Также, как один магнит притягивается к другому, так однажды встретились и мы.
Гитара-инферно изначально была нашей судьбой, неведомым проведением Всевышнего, Изумрудной Скрижалью, нашими именами, высеченными на камне в тайном лесу, Искрящимся Вулканом Атлантиды, Инструментом Алхимического Адепта...Музыка для нас стала средством для познания мира, и мы сами стали ее вольными каменщиками...
Ветер, играющий на лютне ночных трав- таков был девиз нашего ордена. Избрав себе новые имена, как это делалось во всех тайных обществах, и таким образом освободившись от прошлого, мы вступили на путь музыкантов Бессмертной Розы.
Летающий Барон, Черный Герцог, Граф Высокой Башни, и Князь Шести Струн...
Все четверо решили отправиться ночью в лес на пикник, и отметить там новое рождение.
Наступила темнота, когда две машины свернули с шоссе на лесную дорогу. Она долго петляла и извивалась между высоких деревьев, фары из тьмы выхватывали поворот за поворотом, которым не было конца, и оттого мне показалось, что мы попали в рассказ Стивена Кинга. Барон тоже согласился со мною, и мрачно усмехнулся.
Где-то через четверть часа мы остановились у развилки с покосившимся деревянным указателем.
Дальше ехать не было смысла. Мы вышли.
Я чиркнул спичкой, на мгновение озарив свое лицо светом, и уже в полной темноте закурил сигарету. Ощущение было сказочное. Под моей ногой что-то треснуло, вроде ветка. Мы находились глубоко в лесу. Ночная сырость и прохлада лесных запахов обступила нас четверых, приблизилась, заманивая и приглашая войти в волшебный заповедный сад.

___________________

На ребрах мангала жарилось сочащееся мясо, дым от мерцающих углей поднимался вверх к звездам. Бутыль вина была почти опустошена. Мы сидели в темноте и пили пиво. В костре сгорели все ветки, и он тихо тлел невдалеке.
Разговор шел об разных путях постижения абсолютной истины.
Князь в основном молчал, внимательно прислушиваясь к разговору.

________________


под крылом ночи несущей на своем каменном коне лютню которую ты увидел когда-то во сне и разбуженный ударом грома ты вскочил с кровати и подбежал к распахнутому окну а за ним кусты сирени и в тумане дорожка ведущая к беседке под всполохами молний стоит тот самый конь как громадная каменная глыба и копытом бьет о землю ты в одной ночной рубашке перелезаешь через окно и бежишь по мокрой траве к нему и видишь как из под копыт сыпятся на землю искры туман окружает коня белым дымком словно рождественская ночь и ты ждешь когда придет бородатый дед с мешком и подарками запах апельсинов и яблок ибо чудеса в детстве явление такое же реальное как и сны медвежонка заснувшего на ветке а на следующий год одним поздним вечером мама пришла домой из снега ветра и улицы и в ее руке был футляр со скрипкой

[tamplier]

страшно????

[tamplier]

Вернуться назад, в дым осеннего листопада,
прикасающегося к клавиатуре черно-белых картин,
углем написать-ли имя твое на камне ночного сада ,
на крышах чужих городов,
читать тебя по бесконечности галлерей,
по карте снов, по звездам уже не этого неба,
по течению безымянной реки,
идти не приближаясь,
не ожидая завершения скрипичной сонаты,
помнить тебя, твой странный огонь,
превращающий долгую арктическую зиму в цветущую оранжерею,
нежную смерть от прикосновения кровавых розовых лепестков,
последнее движение черных ресниц загнанного мустанга,
твоих пальцев ищущих и зовущих в ночь,
как озеро в мертвой пустыне,
просто ничего не сказать,
и уходя, выбросить ключ от твоих мыслей в утреннее сияние слепого солнца ....

[Shade]

Это белый стих в пиратском стиле? Неплохо. Жаль только, что практически никто не прочёл. А ещё что-нибудь подобное есть? Шэдик.

[tamplier]

я бы сказал черный стих в пиратском стиле....
ну почему почти никто.......пол-израиля уже прочло

будет, будет....обязательно будет

[tamplier]

После всего, что случилось в тот злополучный июльский день, мы, обитатели и узники этого одинокого острова, не должны терять надежды на спасение. Быть может, когда-нибудь наше сообщение дойдет до берегов цивилизации, и тогда люди узнают о месторасположении нашей каменной тюрьмы, отрезанной от внешнего мира и затерянной в бесконечном океане. Наш остров представляет собой двор, который состоит из двухкрылого пятиэтажного дома с двумя арками по обеим сторонам и внутреннего парка, заросшего густой зеленой растительностью. Гряды камней вокруг защищают остров от сильного северного ветра, а высокие экзотические деревья укрывают его в сезон дождей, которые бывают здесь раз в году. Когда наступает ночь, и на листьях выпадает роса- туман опускается на землю, и поднимаются на небо три Луны. Парк погружается во тьму, в которой оживают ночные птицы, и в сумрачной тишине его дорожек возвышаются статуи семи прекрасных богинь, видевших начало и сотворение Мира; Но они хранят молчание, и в бездонной темноте неба мерцают холодным светом далекие звезды.



Асклепий. О Трижды Величайший, ты же не имеешь в виду их изваяния, не правда ли ?
Трисмегист. (Я имею в виду их) изваяния, о Асклепий, - разве не видишь, как велико даже твое сомнение? - изваяния, наделенные чувством и наполненные духом, которые вершат такие могущественные и такие (необыкновенные дела); изваяния, что могут предвидеть то, что будет; и которые, возможно, могут пророчить, предсказывая вещи по сновидениям и многими другими путями; изваяния, что лишают людей силы или излечивают их скорбь, ежели они того заслуживают.


Совершенная проповедь, или Асклепий
"Corpus Hermeticum"




Все, что произошло с нами, как теперь понимаю, обращая свой взгляд в прошлое, не было просто случайностью. Напротив, здесь была какая-то зловещая закономерность. Именно она поглотила нас и погрузила в пучину темной неопределенности, запустив механизм, остановить который мы были уже не в силах. Тяга к неведомому и мистическому целиком овладела нами, увлекла все наши мысли и помыслы, затем заманила нас в ловушку, и заточила в свою вечную обитель. Как мы ошибались, прикрывая и объясняя свой интерес к неизвестному праздным любопытством, интеллектуальной игрой, придуманной с целью побороть скуку обыденности. Нет, мы захотели выйти за рамки мира, уготованного нам самим Господом, и сами возомнили себя творцами всего сущего.
Началом всей этой ужасной истории стала находка полуистлевшей рукописи, кратко излагающей описание острова. Не было в ней, казалось бы, ничего, кроме надежды на избавление. Рукопись являла собою редкую разновидность Святого Писания, обращенного к обитателям "каменной тюрьмы". Нас же заитересовала та часть документа, где упоминался парк во время наступления ночи. Воодушевленные тайным смыслом, который мы приписали последним строкам ( о ночных криках загадочных птиц, и семи статуях, хранящих молчание), я и пара моих верных друзей, уподобившись кладоискателям, решили немедленно исследовать остров, вернее заброшенную часть парка, впоследствии приковавшего к себе все наше внимание.


Окруженный невысокой каменной стеной, местами развалившейся и обильно поросшей мхом, парк как будто жил своей отдельной жизнью, просыпаясь ночью, а днем оставаясь скрытым под густыми кронами деревьев. Никому и в голову не могло прийти оказаться здесь в ночное время, поэтому когда стемнело, мы, взяв с собой фонари, уже стояли у входа в парк, дожидаясь незадачливого толстяка Фрэнка, который обещал принести веревку, и теперь побежал за нею домой. За деревянной калиткой открывался вид на змеевидные извилистые тропинки, по обеим сторонам обсаженные пышными разросшимися кустами жасмина, и уже затянутые дымкой опустившегося тумана. Нам пришлось приоткрыть вкрикнувшую жутковатым скрипом калитку, и углубиться в парк, наполненный пением диковинных птиц и благоуханием ночных цветов. Свет фонарей освещал нам путь, выхватывая из темноты круг в несколько метров, и дрожал при резких порывах ветра, раскачивающего стволы и ветви деревьев, и шумящего листвой.
Мы медленно продвигались вперед по неизвестно куда ведущим дорожкам, засыпанным черным блестящим странным стеклом, надо думать, какой-то вулканической породы, которые под лунным светом мерцали сотнями искр, словно вторя звездному небу. Нас окружала волшебная тишина, изредка нарушаемая криками птиц и стрекотом насекомых;
Вокруг фонарей беспрестанно кружились ночные бабочки, сопровождая нас на всем пути.
Наконец, заросли кустов закончились и расступились, и дорожка вывела нас к беседке. Мы миновали тихий заросший лилиями пруд, и вскоре оказались на длинной и широкой дубовой аллее, предположительно находившейся в самом сердце парка. Воздух здесь был наполнен ночной прохладой и цветением душистой сирени.
Мы сразу увидели их, белеющих в глубине аллеи...


Вот они, таинственные и величественные статуи семи богинь, олицетворяющие собою вечность, возвышающиеся в сумрачной тишине аллеи, с прямыми тяжелыми взглядами, наблюдающими за нами из застывшего мрамора. Мы прошли мимо семи изваяний, поднося к каждому фонарь, озаряющий их внезапно вырастающие из мглы силуэты, внимательно осматривая высветившиеся надписи на позеленевших от сырости постаментах.
...Изида, Геката, Пандора, Иштар, Психея, Кибелла, Деметра...
Познавшие разрушительную силу ветров и дождей, они во мрачном безмолвии взирали на этот мир из глубины веков. Ветер, казалось, старался задуть чадящее пламя фонарей, трепал листву дубов, стонущих под его дикими осенними порывами
Наши ночные бдения под луной, плывущей сквозь ветки деревьев, огоньки, поднимающиеся и опускающиеся, скачками переходящие от одной статуе к другой, были
видны издалека, и спугнули вспорхнувшую стаю птиц, взлетевших из зарослей, растущих вдоль аллеи. Нехорошее и тягостное чувство, что кто-то наблюдает и приглядывается к нам из темноты, ни на минуту не покидало меня. Я вдруг услышал позади шаги. Обернулся - никого, наверное это ветер шумит в листве.
За одной из статуй в траве мы обнаружили мраморную плиту, всю покрытую трещинами и странными непонятными знаками. Только общими усилиями нам удалось сдвинуть ее с места. За ней приоткрылась дыра в черную темноту и ведущие вниз осклизлые ступеньки. Сразу потянуло древней вековой сыростью и сквозняком, который принес откуда-то снизу неприятный гнилостный запах.
Не оставалось никаких сомнений, рукопись указывала на статуи; охранявшие вход под землю, они, вечные и каменные стражи, вот уже несколько тысячелетий хранили в молчании тайну парка, которую нам предстояло узнать.


1

Со страшным и радостным чувством, в безмолвном оцепенении, мы втроем стояли в ту ночь, у зияющего отверстия, обнаруженного под мраморной плитой. Снизу, из подземелья проистекало слабое зеленое свечение, словно горела там кем-то оставленная мерцающая лампадка с зеленым стеклом. Неприятный запах усилился. Внезапно подул сильный ветер, прошелся по верхушкам кустарника, и исчез за деревьями; на мгновение смолкли птицы. Поставив фонарь на мокрую траву, и на всякий случай обвязав тяжелую плиту веревкой, я пролез в дыру и спустился вниз, нащупав под ногами твердый каменный пол. Фрэнк передал мне сверху горящий фонарь, и я осмотрелся по сторонам; источником бледного зеленого свечения оказалась зловонная грибовидная гниль, растущая колониями на влажных стенах и скользких выщербленных ступенях каменной лестницы, ведущей глубоко под землю.
Далеко наверху свистел и жутко завывал ветер парка, как будто пытался изо всех сил предупредить нас о великой опасности, нам угрожающей, в то время, когда мы медленно спускались вниз по древним замшелым ступеням. Сверху со стен капала вода, и вместе с мерными ударами капель, столетиями разбивающих камень, наши шаги отдавались гулким эхом в глубине подземных чертогов.
Путь вниз показался нам томительно долгим, почти бесконечным; за это время глаза привыкли к темноте и рассеянному свету фонарей. Я шел первым, осторожно ступая по уходящим в темный провал ступеням, пытаясь унять нарастающее во мне беспокойство. Где-то посреди каменной лестницы, вдруг круто пошедшей вниз, одна из ступеней продавилась под моим весом, и в этот момент, неожиданно впереди проход озарился ярким светом, запылали дьявольскими языками огня факелы, укрепленные в стенных нишах подземного коридора. Узкие ступеньки вывели нас в просторное темное помещение, и мы очутились в небольшой пещере с низкими каменными сводами, на четырех стенах которой были вырублены магические символы и знаки четырех стихий.
В свете коптивших фонарей, горевших ровным пламенем, в правом углу обозначился стол, заваленный грудой старых ветхих книг, покрытых толстым слоем пыли. На поверхности в беспорядке валялись изогнутые склянки, поблескивали стеклянные реторты различных причудливых форм, и закрытые пробирки из темного стекла со странными порошками.
Все говорило и свидетельствовало о том, что сюда уже давно никто не наведывался, и что в этих стенах, под толщею земли, когда-то располагалась потайная лаборатория. Теперь же здесь царил полумрак и холод забвения.
Я подошел к столу, взял в руки первую попавшуюся на глаза книгу, и оттер с нее ладонью пыль; пред моим взором, на темно-коричневом кожаном переплете, проступили золотые тисненые готические буквы, которые сложились в название "The Eye of Dark Garden". Я открыл книгу наугад, пробежал глазами по ее пожелтевшим страницам, заполненным скупым, написанным от руки текстом. До сих пор мне грезятся по ночам начертанные в ней таблицы и картины, вызывающие у меня ужасные сновидения, и каждый раз я просыпаюсь в постели с криком, на глазах у моей бедной няни-сиделки, уже приготовившей шприц с морфином.
Тогда я захватил книгу с собой, с целью пролить свет на таинственные строки, упомянутые в полуистлевшей рукописи. Наши догадки постепенно подтверждались; семь изваяний, семь планет, семь основных металлов, семь дней Сотворения, и семь смертных грехов; из рук самой вечности мы получили эту цифру, послужившую для нас самым убедительным и веским доказательством того, что парк являлся средоточием мистических сил острова.
Если бы мы знали, какое открытие нас ждет впереди, мы бы бежали отсюда без оглядки, прочь из этого проклятого места, но увлеченные ходом быстро развертывающихся событий, и опьяненные неожиданным успехом нашего расследования, мы вовлекли себя в кошмарный сон, ставший реальностью, из которого не было исхода. Если бы можно было проснуться и в один миг развеять его, предпочтя тихую размеренную жизнь и теплый домашний уют в кресле подле камина всем загадкам и тайнам Мироздания!
Эта роковая ночь стала началом неизбежного и неотвратимо надвигающегося конца.
В одном из ящиков стола мы нашли малахитовую шкатулку редкой красоты, с изображением лунного месяца на инкрустированной крышке, украшенной серебром. Внутри, обернутый в кусок мягкой черной ткани, покоился красный кристалл, размером с грецкий орех. Изумлению нашему не было предела: он разгорался и затухал, слабо теплился в нем живой немеркнущий свет, притягивающий глаз.
Из темной комнаты мы унесли книгу и кристалл, и по каменной лестнице вышли наверх.
Светало. Уже под утро, когда на небе заалела заря, мы задвинули плиту с глухим ударом ставшую на свое место, и тем же путем вернулись домой. То, что мы увидели, не выходило из головы. Ожившая тайна рукописи, статуи, подземная лаборатория- все случившееся в ту ночь, станет причиной того, что уже ожидало нас в недалеком будущем.

2

Прошло несколько дней. Погода была на редкость отвратительная. Не на шутку разыгралась буря; и сильный ураганный ветер гнул деревья к земле, срывал с петель железные ворота под арками старого дома. Небо над островом затянулось темно-свинцовыми грозовыми облаками; наступал сезон затяжных дождей, принесший в наши края холодные циклоны. Взбешенные океанские волны неистово накатывались, вскипали громадными бурунами, и разбивались о высокие отвесные скалы, поднимая в воздух рассеяную водяную пыль.

Дождь лил непрерывным потоком. Все эти дни я, закрывшись в своем кабинете, посвящал изучению таинственного манускрипта, похищенного из подземелья, который лежал передо мной на столе, в дрожащем янтарно-желтом свете свечей. Переворачивая его ветхие поскрипывающие страницы, я постоянно натыкался на пространные изречения, и прилагаемые к ним прекрасно выполненные иллюстрации в готическом стиле, исполненные странной символикой. Что-то подсказывало мне, что за этими аллегориями скрывалось нечто непостижимое и глубоко чуждое человеческому разуму. Одно было ясно: мы столкнулись с древним мистическим знанием, опирающимся на теорию о множественности миров.
Вообщем, дело шло из рук вон плохо; я было совсем приуныл, и решил временно оставить свои бесполезные штудии, хорошо выспаться, и назавтра обратиться за советом к Фрэнку ( у которого была громадная библиотека, доставшаяся ему в наследство от покойного дядюшки, увлекавшегося собиранием редких коллекционных, старых книг по мифологии), если бы не одно событие, произошедшее со мной тем вечером.




"В священных культах древних Египтян считалось, что Бог Луны Тот, иногда появляется в обличии Ибиса"

Основательно потрудившись в этот день, я прикорнул на кожаном диване прямо у себя в кабинете, и сразу отключился, погружаясь в тенеты сладких сновидений. Меня вырвал из сна резкий пронзительный звук, и последовавшее за ним хлопание крыльев, которое доносилось с балкона.
На балконе, еще вчера украшенном тропическими цветами, посреди разбитых горшков с землей (куда я только недавно посадил черенки магнолий), сидела большая птица, чем-то напоминающая цаплю, и любознательно изгибая длинную шею, с интересом поглядывала в мою сторону.




После ночной бури наступило поразительно тихое и безветренное утро. Прибережный легкий бриз рассеял туманную хмурь, и с острова открылся потрясающий вид на каменную гряду скал. Над ними, отражаясь в спокойных и зеленых водах океана, по синему, отливающему лазурью небу, неспешно плыли куда-то белые перья облаков.

Квартира Фрэнка находилась на третьем этаже, в левом крыле дома. Днем, за обедом, мы собрались у него в гостинной, чтобы обсудить дальнейшие планы, и я сразу поведал друзьям о вчерашнем происшествии. Все время, пока я рассказывал, Фрэнк внимательно слушал, и изредка затягиваясь сигарой, молча глядел в окно. Потом резко вскочил, кинулся к шкафу, загруженному корешками старых томов, вытащил оттуда какую-то книгу, и раскрыв ее, долго и сосредоточенно что-то искал, листая страницы, пока не нашел. И тогда мы услышали в тишине гостинной его тихий и торжественный голос.
"То, что я и думал"- сказал он, нахмурившись, и захлопнул книгу.
В гостинной, наполненной сигарным дымом, повисло тяжелое молчание; стало слышно, как в камине потрескивают сухие поленья. Мы воззрились на Фрэнка, ожидая разъяснений.
"Мы имеем дело с весьма опасными гостями из потустороннего мира"- произнес Фрэнк, оглядев нас. "Мне кажется, кого-то сильно встревожило наше пристальное внимание к парку..., и, скорее всего, за манускриптом и кристаллом, а следовательно и за нами, теперь неотступно наблюдают."
(Мне всегда было трудно понять, как в этом мягком, непрактичном и добрейшем человеке уживались две, казалось бы несовместимые черты: чудовищная рассеянность и при этом почти гениальная способность оценивать сложнейшую ситуацию. Отношу это на счет его глубокого увлечения книгами, которые в холодные одинокие часы занимали все воображение Фрэнка, составляя уютный, огромный и безопасный мир, и сотнями пылились и громоздились на всех возможных свободных поверхностях его квартиры).
Слова Фрэнка прозвучали, как гром среди ясного неба. В одно мгновение мы осознали весь ужас того, что вначале задумывалось нами как некая игра. Самое страшное было в том, что она становилась непреложной реальностью, и отныне не было пути назад.
Это был день последний.
Тот вечер мы провели в странном молчании, больше ни о чем не говорили, и потом разошлись по домам.

3

Взошла Луна и на небе высыпали звезды, а я опять склонившись над книгой, тщетно пытаюсь разгадать скрытый смысл ее строк; лишь посвященному под силу приподнять завесу и проникнуть в тайны рукописи. Я ловлю себя на мысли, что в данный момент похожу на человека, пытающегося открыть сундук с непонятным содержимым, к которому вдобавок не имеется ключа. И хотя я осознаю всю трудность задачи, которая передо мной стоит, эта единственная здравая мысль повергает меня в еще большее отчаяние.
Временами мне кажется, что я попал в громадный лабиринт, придуманный Неизвестным Зодчим, высокие стены которого сложены из слов, предложений и символов, и я, его узник, потерявший путь в изгибах его разветвляющихся коридоров, брожу по нему в потемках собственного невежества...
...Око темного сада... какое зловещее название, скрывающее во мгле мистерии парка... Статуи семи богинь, вросшие в землю, залитую лунным светом. Там за деревьями что-то происходит. В дубовой роще, невдалеке сотни огней плывут над землей; слышится медленно приближающееся пение, неясное бормотание и вскрики; длинная вереница идущих друг за другом теней; их покрытые головы опущены, а лица скрыты и неразличимы под накинутыми капюшонами черных плащей. Церемониальное шествие устремляется к открытому под сводом небес храму; с другой стороны в змееподобную движущуюся толпу вливается еще один поток из огней, и сразу поглощается ее увеличивающимися ширящимися рядами. В центре, окруженный со всех сторон плоскими камнями, которые образуют собой эллипс, возвышается циклопический обелиск, похожий на отколотый зуб. Озаренный светом полной луны, он роняет на землю свою громадную ползущую тень. Чей-то низкий монотонный голос повторяет заклинание, и в дымке тумана, образуя колдовской круг, в дикой пляске оживших костров, мечутся тени танцующих силуэтов. Яркий отблеск луны наполняет мою голову, я чувствую, что проваливаюсь вниз в черную бездну космоса, где единственным маяком светят звезды Млечного Пути. Мое бесконечное падение продолжается, до тех пор, пока меня не пронзает сознание мысли, озарение, свет высоко поднятого потайного фонаря в руке длиннобородого старца, опирающегося на посох.
...Постепенно я прихожу в себя; я сижу за столом, свечи почти догорели и оплавились слезами, а мой взгляд устремлен на страницу раскрытой книги:
"Одна из семи откроет дверь".
Что это было? Сон или явь, или может быть и то и другое вместе?
Нить Ариадны ускользала от меня, когда я пытался осмыслить написанное, и я, засыпая над книгой, погрузился в состояние мистического озарения?!
"...Кристальный ключ"; откуда мне знакомы эти строки... Помню, что старик что-то говорил, обращаясь ко мне...и теперь его слова медленно всплывают из сумрачных глубин памяти, складываясь в неведомый порядок. "Одна из семи откроет дверь". Мне остается только заложить последний камень в стены башни, подпирающей небеса. Одна из семи...статуй открывает дверь, и сей кристалл, добытый нами, и есть ключ к вратам парка!! Но какая именно из семи? Изида, Геката, Пандора, Психея...Круговорот мифических имен кружится в моем воспаленном сознании. Спустя мгновение я вспоминаю миф о "ящике Пандоры", выпустившей на волю заключенные в нем несчастья.
Итак, ответ был найден.
Леди Загадка приподняла свою черную вуаль.



4

Дабы не прибавить ничего лишнего о той последней ночи, когда я остался один, а мои друзья сгинули навсегда и исчезли с этой земли, я буду предельно краток, и постараюсь быть объективным, насколько это возможно. Вот и сейчас у меня дрожит рука, когда я вывожу эти строки...
Ночь опустилась на остров, окутала туманной пеленой голые стволы облетевших деревьев.
...И вот мы снова стоим с фонарями на ветру, в глубине дубовой аллеи подле семи изваяний, и сердце мое в который раз замирает от злого холода мрамора, а тело пронизывает дрожь при взгляде на их каменные и бесстрастные лица.
Дар бессмертия увековечил их застывшие в ночи силуэты, лишил их человеческого тепла, наделил Божественным обликом, и они предстали перед нами в том первозданном виде, в каком к их ногам, попирающим землю Древнего Мира, склонялись и летели отрубленные головы изливающие теплое вино, венки с цветами, золотые кубки, и сверкающие кровью заката Империй драгоценные камни.
Огонь фонарей слабо мерцал в темноте, с трудом рассеивая густой и плотный туман.
Когда мы осмотрели статую Пандоры, чей прекрасный стан венчала протянутая ладонь, обращенная внутренней стороной к звездному небу, нам оставалось лишь вручить изваянию ключ - вложить в ее каменную руку красный кристалл, горящий неземным светом.
"Одна из семи откроет дверь".
Мы ждали, но ничего не происходило. Значит все это вымысел, плод нашего воображения; мы вернемся домой, и обо всем позабудем, жизнь вернется в свое прежнее русло, и спустя годы мы вновь соберемся у Фрэнка в гостинной, чтобы посмеяться над своим суеверием.
И только я об этом подумал, как что-то вокруг изменилось, как будто легкое едва уловимое дуновение ветерка. Вначале исчезли птицы, и все привычные знакомые звуки, доселе окружавшие меня, в один миг перестали существовать, и сменились пульсирующей тишиной и стуком крови в висках. ...Значит действительно...Мои друзья тоже почувствовали что-то недоброе гнетущее в этой странной перемене. Я видел, как на их лицах, как в зеркале, появилось застывшее отражение моего собственного страха.
Парк стал меняться.
Ползущий туман медленно стелился по земле, поднимался вверх, и вскоре скрыл постаменты статуй, укутав их белым одеянием. Тьма вокруг нас сгущалась. И среди всего происходящего, как первопричина, горела яркая звезда в руке Пандоры. В тяжелом воздухе, словно перед грозой насыщенном запахом озона, раздался громоподобный утробный звук, от которого казалось вот-вот лопнут барабанные перепонки. Сверкнула молния, озарив яркой вспышкой темную мглистую аллею, собралась в шарообразный сгусток огня, и разрывая пространство, кромсая его, как ножницы режут плотную бумагу, прочертила в воздухе огненный прямоугольник, открывая пред нами подобие двери, а мы, не в состоянии сдвинуться с места, пригвожденные к земле ужасом, смотрели на то, как медленно проступают в темноте ее зыбкие призрачные очертания.
Фрэнк, который стоял ближе всех к "двери", закричал, но его вопль, дошедший до своей высшей ноты внезапно оборвался, и застрял у него в глотке.
Из "двери", переливающейся всеми оттенками неземных цветов, высунулось омерзительное склизкое щупальце, обхватило Фрэнка за ногу, и утянуло его внутрь. Он не сопротивлялся. Я думаю, его слабое сердце не выдержало, и когда это произошло он был уже мертв.
Участь моего второго друга мне неизвестна. Пока я приходил в себя, и шатаясь, шел к статуе, чтобы выбить кристалл из ее руки, мой друг, чье имя я намеренно решил сохранить в тайне, бесследно исчез. Наверное, в ужасе от увиденного, он бежал не разбирая дороги, и потерялся в "параллельном" парке, из которого так и не смог найти обратный путь в подлунный мир. Напрасно я кричал и звал его. Дверь закрылась.
Кристальный ключ, упавший на землю, превратился в кучку тлеющего пепла.
Смутно помню, как вернулся домой...


Эпилог

Книга, которую я взял из подземной лаборатории, оказалась путеводителем по инфернальным мирам, и бесценной инструкцией к магическому кристаллу (обладающему свойствами ключа, и открывающего врата в преисподнюю). Теперь ее нет, и я надеюсь, что она наконец закончила свой долгий путь через века, сгорев в огне камина, дабы не привнести в этот мир страшное знание и уберечь его от погибели. Никто не узнает, что она досталась мне слишком дорогой ценой; ценой жизни двух моих верных друзей. Мне остается только взывать к милости Господней, усердно молиться, и до конца своих дней искупать столь тяжкую вину искренним покаянием.
Иногда по ночам меня будит свист ветра, силящегося открыть ставни окна, и еле слышный лай собак, доносящийся из-за каменной ограды.
Это Геката со своей сворой злобных псов рыщет по дорожкам парка, с целью отыскать меня, последнего из смертных, державшего в руке ключ от ворот потусторонних миров.
Близится час моего конца. Я зажигаю свечу, поднимаюсь на чердак, где под крышей ютится маленькое оконце, залитое светом луны, и всматриваюсь в бездонное небо, на котором недавно появились две новые звезды.


Незадолго до нападения войск Светония Паулина на остров Энглези (вплоть до 61г. до Р.Х. считающегося крепостью друидов), жрицы, издревле обладающие даром предвидения, предсказали верховным жрецам Энглези о предстоящем разрушении их владычества на всех островах Британского архипелага. Последние незамедлительно собрали совет, на котором было решено в тайне ото всех соорудить корабль, и под покровом темноты незаметно покинуть остров, оставив на нем для видимости основную группу друидов низших и средних степеней; найти пригодный для существования необитаемый остров, и поселиться там, таким образом сохранив главную ветвь Ордена.
Эти события и не были отображены на барельефах и стенах подземных храмов и пещер в Лекинингстоне, Уильтшире и Бадминстере, и следовательно не вошли в историю: последнее плавание друидов на громадной ладье, и шторм, в который они попали по дороге к своему последнему пристанищу, гибель Энглези, и освоение нового острова, ставшего их крепостью, и одновременно "каменной тюрьмой", затерянной в бесконечном океане.

[Shade]

Это ещё мало. Вот пол-России...А ещё лучше - пол-Китая!
Продолжения уже жду!!!
Ой! А кто такой Тамплиер?

[tamplier]

[tamplier]

тамплиеры-то?
были давно такие веселые ребята, охраняли паломников путешествующих по Святой земле от разбойников и прочих недоброжелательных народностей...делали это из чисто внутренних духовных убеждений...а в конце их всех очень сильно кинули...

[tamplier]

АВТОБУС
Ты, стоящая и обнимающая меня, запутавшаяся в моих волосах, .
Планета, завершающая свой четвертый оборот вокруг Солнца
И этот автобус отбирающий тебя у времени....
мог ли я сделать тебя счастливой? Открывая в тебе каждый свой день...
Глядя в твое лицо, которое светилось благодарностью,
И хитрой улыбкой коварной пантеры...
Твои изобретательные выдумки, приводящие меня к себе,
В медленном танце в полуосвещенном баре,
В спящих ресницах ночи, в одной сигарете на двоих,
В обещании помнить тебя всегда...
АВТОБУС
Поцеловать тебя в губы, прикоснуться к твоей руке,
и уйти,
боясь оглянуться,
в завтра, в другое звездное небо,
где тебя уже не будет, вместе с запахом твоих духов,
и искать в себе прошлое, разглядывая четыре билета из кинозала,
как знак, как тайну, которую невозможно прочесть,
как оправдание читать по каплям дождя....
по твоим волосам, разметавшимся по подушке,
по эху твоего голоса в лабиринте,
создать тебя еще раз, прощаясь с тобою,
и знать, что не бывает случайных встреч в этом городе снов....
АВТОБУС
В ладони времени, в сердце южных гор,
В никотиновом аду, в боли музыки,
В символе, спрятанном в твоей сумочке,
В двух номерах твоего телефона,
В четырех буквах имени,
В местах, где ты была.....

И тогда, умоляя небеса вернуть на мгновение прошлое,
Смахнуть слезинку с твоей горячей щеки,
Улыбнуться через стекло автобуса,
Помахав на прощание рукой.....

А Во Тьме Останется Буква Уходящего Сна